Женщина больше не открывала рта, я тоже молчал. Десять минут, пятнадцать. Мне было неловко, и, в конце концов, я выпил половину водки с тоником. Усилился ветер, он покачивал большие круглые листья камфарного дерева.

— Извини, что я тебя задержала, — спустя какое? то время сказала женщина. — Обрадовалась, что ты так красиво постриг лужайку.

— Спасибо на добром слове.

— Я заплачу, — сказала она и полезла белой ручищей в карман платья. — Сколько с меня?

— Вам скоро пришлют счет. Оплатите, пожалуйста, в банке.

— Хм? м.

Мы спустились по той же лестнице, миновали тот же коридор и вышли в прихожую. Коридор и прихожая, как и раньше, были окутаны зябким мраком. Словно в детстве, когда в жаркий летний полдень я брел босиком вверх по течению мелкой реки и проходил под большим высоким мостом. Темно, вдруг холодеет вода, и галька становится на удивление скользкой. Уже обувшись и открыв дверь, я вздохнул спокойно. Я весь утопал в солнечных лучах, ветер пах зеленью. Над оградой, сонно жужжа, вились пчелы.

— Очень красиво пострижено, — повторила женщина, глядя на лужайку.

Я тоже посмотрел. Действительно, красиво.

Она вынула из кармана горсть всякой всячины и отделила мятую купюру в десять тысяч иен. Не очень старую, но уж больно мятую. Ей лет четырнадцать? пятнадцать. Я поколебался, но понял, что лучше не отказываться, и принял деньги.

— Спасибо, — лишь сказал я.

Казалось, женщина хочет добавить что? то еще. Только не знает, с чего начать. Поэтому она просто смотрела на пустой стакан в правой руке. Затем опять перевела взгляд на меня.

— Если снова решишь заняться стрижкой лужаек, непременно позвони. Хоть когда.

— Хорошо, — ответил я. — Непременно позвоню. А вам спасибо за сэндвичи и выпивку.

Она буркнула то ли «ага», то ли «пока», повернулась ко мне спиной и направилась в дом. Я завел пикап, настроил радиоприемник. Часы показывали четвертый час.